Когда-то давно, еще в советское время, я купил томик избранных стихотворений В. Я. Брюсова. Во вступительной статье, предваряющей издание, осторожный критик изрядно "прошелся" по символизму, но отделяя "покаявшегося" Брюсова от этого чуждого нам литературного течения конца XIX - начала ХХ века. Говорилось там примерно следующее: страшные бациллы эстетизма изначально были заложены в символизме; они прорастали, давали всходы - вели к общественной индифферентности стиха, к погружению в бездну субъективности, индивидуализма и мистики…
Эта антиреклама (как, очевидно, задумывал автор преамбулы) возымела в моем лице совершенно обратное действие. Я так захотел прочесть стихи, содержащие "бездну субъективности, индивидуализма и мистики", что сразу устремился на поиски таковых…
И теперь, обращаясь к потенциальному читателю поэта Владислава Южакова, мне, чтобы как-то поэффектней представить его творчество, хочется воскликнуть: все-все, кого не пугают страшные бациллы эстетизма - сюда! Это ваша книга!
А если серьезно, читая (и перечитывая - притягивает, прямо завораживает напевом) поэзию Южакова, я постоянно ловлю себя на мысли, что "мы где-то раньше встречались".
Открываю Георгия Иванова и вижу:

Все это было, было, было…
Все это будет, будет, бу…
Как знать? Судьба нас невзлюбила?
Иль мы оставили судьбу?

И без лакейского почету
Смываемся из мира бед,
Так и не заплатив по счету
За недоеденный обед.
[1; 536]

Возвращаюсь к Южакову:

…До или после празднества.
Впрочем, какая разница?
Девочки снова накрасятся,
Мальчики снова наквасятся.

Нам ли в содеянном каяться?
Не торопись, прелестница -
Выпьем, поразвлекаемся,
А уж потом повесимся.

Хорошо это или нет? С каким чувством родственники разглядывают анатомические подробности тела ребенка, сопоставляя оные с собственными носами и родинками? Генезис! Генеалогическое древо обязано иметь корни, иначе это "не просто чревато, а страшно чревато". Быть поэтом не помнящим родства - значит наступать на горло собственной песне…
С "родителями" автору Владиславу Южакову подфартило, не иначе. Быть прямым наследником поэзии ума, вкуса и мастерства - огромное достояние, карт-бланш.
Каким же образом распоряжается своим даром этот поэт, в какой оборот пускает имеющийся капитал? Поразмышляем…
Первое четверостишие, пришедшее мне на ум, точнее, осевшее там где-то:

Ты похож на соседскую суку,
У которой отняли щенят…
Прогони неуместную скуку.
Хочешь водки? Их есть у меня.
("Разговор за дверью")

Эта круто замешанная на аллюзии синекдоха ("…их нет и не будет на Русской земли…"), эта ироническая и подчеркнуто антиакмеистическая (в узком смысле этого слова) направленность творчества Южакова, по-моему, свидетельствует о поисках поэтического катарсиса, точнее, катарсиса посредством поэтического текста - через поэзию:

Внимайте - я мысль обнародую
Глубокую, мудрую, сильную:
"Давайте не будем уродами,
Давайте станем красивыми!"
("Эстетский синдром")

Очищение от грехов реальных и кажущихся - это только одна полоска на орденской планке. Чем стихи Южакова выгодно отличаются от позднего Георгия Иванова, так это наличием, как правило, в каждом стихотворении законченной (порой весьма неожиданно) сюжетной линии. Ивановские разрозненные строфы и поэтические миниатюры явно проигрывают поэзии Южакова в занимательности. Там, где у предшественника:

Памяти провалы и пустоты.
Я живу… Но как же так? Постой…
[1; 542]

у последователя:

Причудливо слагается судьба -
Из аскетизма и раблезианства.
("Диалектическое")

Сейчас, то есть в наше время, практически не упоминается еще один термин, который некогда использовал Н. С. Гумилев как обозначение нового, пришедшего на смену символизму, направления в поэзии, а именно - адамизм [2; 295]. Мужественный, твердый и ясный взгляд на жизнь во всех ее проявлениях, требующий большого равновесия сил и более точного знания отношений между субъектом и объектом как раз и характерен для мировоззрения автора Владислава Южакова. Никакой неврастении, ни крика, ни визга, даже там, где это вроде бы и уместно:

Вечером вдвоем на пилораме,
Отделяя бревна от ветвей…

…И когда в тебя впивалось жало,
Не сказал ты ровно ни гу-гу…
("Техника безопасности")

Ни малейшего отклонения в сторону аффекта - каким бы сильным душевным волнением не вызывались переживания лирического героя:

Но жизнь не поправить ударом клыка
И мне не расстаться с проблемами:
Она ведь другого найдет дурака -
Так часто бывает с Еленами…
("Волчья жизнь")

А может, не зря так длительно не упоминался адамизм? Мужской, спокойно-иронический способ отражения моментов мира? Может только сегодня и настало время поэтов, которых грядущему критику предстоит назвать адамистами?

Литература:
1. Иванов Г. В Собрание сочинений. В 3-х т.т. Т 1. Стихотворения. - М.: "Согласие", 1993.
2. Гумилев Н. С. В огненном столпе \ Вступит. Ст., сост., лит.-ист. коммент. и именной указатель В. Л. Полушина. - М.: Сов. Россия, 1991